Зверье киббуцное: боевые ламы и попугай-разведчик
«Куда ездят израильтяне в выходные дни?»
Если вы хотите побольше узнать об «Агам Хай», зоопарке, что в киббуце Ирон, вам, конечно, нужно поговорить с Йодветой. Она здесь почти с самого начала и всех знает. Она еще помнит те времена, когда и зоопарка никакого не было, а просто местная ребятня возилась с детенышами домашних животных. Такие живые уголки во многих киббуцах были: кур, овец или коров так и так разводили, а детям развлечение. В деревенской жизни-то веселья не очень много. Потом, правда, животноводство, как и все сельское хозяйство, постепенно отошло на второй план, другие производства развивать стали, но кое-где традиция живых уголков сохранилась, а некоторые из них разрослись до приличных размеров. У нас в Ироне на 250 сотках больше 150 животных и птиц — от ящериц и уток до оленей и страусов. Йодвета каждого из них по имени знает и о каждом может рассказать много интересного.
Вот, например, живущий здесь всего три года Акум, суданская черепаха. Если на его панцирь взглянуть, сразу станет понятно, откуда кличка взялась (акум на иврите значит «кривой, согнутый»): когда он еще совсем малыш был, упал и сильно повредил спину. Увечье, впрочем, не мешает быть ему любимцем всей детворы и чуть ли не неофициальным символом «Агам Хай». Без его фотографии на смартфоне, кажется, ни один посетитель не уходит.
Или вот дикобраз Шай. Маму его машина сбила, а он долго еще вокруг нее бегал, пока добрые люди сюда не отвезли. Ему еще повезло, что на столе не оказался. Говорят, мясо дикобраза — это прямо деликатес (охотиться на них, кстати, запрещено), и очень дорогой. Йодвета, вспоминая об этом, недовольно морщится. Ей, придерживающейся вегетарианских взглядов, сама мысль, что можно кого-то живого съесть, неприятна. Когда родителям, кровожадно настаивающим на том, чтобы их малышам показали, как питон ест живых мышей, работники зоопарка отказывают с мотивировкой: «Мы не хотим нести ответственность за ночные кошмары ваших детей», — Йодвета победоносно улыбается.
Ей вообще приятнее наблюдать, как маленькие посетители гладят и обнимаются с местными обитателями. Тут у нас, конечно, не сафари, как в Рамат-Гане, бегемотов или львов не увидишь, зато контактности зоопарку не занимать. Почти всех питомцев можно потрогать или хотя бы рассмотреть вблизи: клеток нет, ограждения такие низкие, что иногда страшно, не стукнет ли тебя страус своим массивным клювом по голове. Даже пеликанов, которые сидят обычно на островке в центре озера, давшего название всему зоопарку (агам хай — «живое озеро»), можно совсем с близкого расстояния изучить, подплыв на катамаране.
Раньше тут еще и рыбу ловили, но так как дождей в последние годы немного, то вода застоялась. Впрочем, дорожные указатели, обещающие возможность порыбачить, не убирают — в будущем планируют очистить озеро и даже водопад искусственный сделать. Денег на это, конечно, надо будет много, но и отдача есть: полтысячи посетителей в день прибыль киббуцу приносят неплохую. Особенно в кооперации с циммерами. А столовая позволяет экономить — там остатков и обрезков на всех хватает. Мысли о деньгах заставляют Йодвету выпячивать нижнюю челюсть, чтобы быть похожей на Брандо в роли Крестного отца. Впрочем, козел дамасской породы Шами на дона Корлеоне смахивает больше.
Так что лучше бы Йодвета не гримасничала, а рассказывала истории, свидетелем которых была. Это бы уж точно посетителей прибавило. Например, про лам. Сейчас в зоопарке их всего две, но было время, когда в киббуце располагалось целое воинское подразделение этих южноамериканских родственников верблюдов — по соседству с зоопарком, в бассейне, из которого ради них даже воду спустили. Во время Второй ливанской лам как раз пытались на благо армии использовать: животное сильное, перенести много может, при этом почти бесшумное. Но потом от идеи отказались, ламы, оказывается, еще упертее ослов: останавливались у границы, а дальше — ни в какую.
А вот попугай ара, который некоторое время в «Агам Хай» жил, хоть на службе в армии и не состоял, но в Ливан как-то раз на разведку слетал. Он к нам по случаю попал. Хозяйка его первая так запугала, что он даже спустя время, привыкнув ко всем и полюбив целоваться, на дух не переносил женщин, не подпускал их к себе и даже иногда щипал за ноги, подкравшись незаметно. А за границу он еще после двух первых недель решил умотать. Правда, вернулся через час, осознав, видимо, что здесь все-таки лучше: и кормят, и поят, и вообще животных обожают. Видимо, еще с допотопных времен, когда Ною пришлось первый в истории зоопарк создавать. Попугая, кстати, отдали в сафари в Рамат-Ган, нашли там ему невесту. Тут вообще все зоопарки, большие и маленькие, постоянно меняются животными. У кого-то кролики лишние, кому-то птиц не хватает. Так что у нас и из Иерусалима, и из Хайфы, и из киббуцев других обитатели есть.
А вот откуда сама Йодвета, никто уже и не помнит, а сама она не рассказывает. Ни об этом, ни о чем другом. Только смотрит на вас с таким видом, что сразу понимаешь: плевать она хотела на все. А сдерживается только потому, что хоть и почти верблюдица — альпака как-никак, — но воспитана в хорошей семье зоопарка «Агам Хай».